Вдалеке раздался громкий звук выстрела, и мы с Саней встрепенулись. Несколько секунд мы просто смотрели друг на друга. Так дуплетом громыхнуло еще раз. Приподнялся заспанный Егор, и проснулся один из спутников доктора, мужик лет так около тридцати - тридцати пяти, с обильным вкраплением седины в темных волосах.
- Что случилось? - это он к Сане обратился, который уже суетился у рюкзаков.
- Да Леха стрелял вроде, они с Доком раненых пошли проведать, - уже договаривая, он вытащил из рюкзака длинный чехол и извлек из него двуствольное ружье, с вертикальным расположением стволов. Алекс, пойдешь со мной? Посветишь если что? - посмотрел он на меня, отвлекшись от патронташа, который достал из того же чехла.
Я кивнул, и в который раз за сегодня пытаясь унять нервную дрожь, пошел к окну, разбирать выход. Догнавший меня Саня сунул мне в руки длинный, сантиметров сорок, тяжелый фонарь, такой и как дубину можно пользовать, мелькнула мысль.
- Только кричите если что, - напутствовал нас Егор. Темноволосый друг доктора собрался с нами.
- Не включай фонарь пока, - буркнул мне Толстый.
Снег падал все так же обильно, на нос снежинки просто огромные приземлялись. На полпути встретили Дока с Лехой, перепугав друг друга. Оказывается, у вынесенных из вагонов трупов суетилась стая то ли волков, то ли собак бродячих, уточнять они не стали. Леха завалил нескольких, остальные скрылись. Кричать не решились, и лишь предупредив народ в вагоне аккуратней ходить до ветру, скорей двинулись к нам успокоить, прекрасно понимая, что и мы выстрелы слышали. Постояли, посовещались, стоя на уже припорошенных снегом путях. Совещались все больше Леха и Саня, который по итогу голосования направился в тот вагон караулить, забирая с собой ружье. Николай, спутник доктора, чье имя я узнал в ходе обсуждения, добровольно принудительно пошел с ним. Ну а больше и некому, у меня там друган обиженный должен козни строить, у Егора подруга вроде как у нас спит. Буржуйка оказывается Лехина, так что ему просто полагается у нее греться. Костик остается, но он контуженный.
Вернувшись из этого ночного забега в ширину, я устроился на то место, где до этого лежал Николай. Между делом хотел одеяло дернуть, под которым валялся в отключке, но доктор его уже приспособил тем двум мужикам, которые тоже в отрубе были. Может и не в отрубе, просто спали крепко. Ну и ладно. В рюкзаке моем еще и спальник имеется, и пена, очень бы хотелось все это достать, но будить всех ради того чтоб себе приятно сделать, у меня не получится. Но на удивление удобно устроился, что разные измышления меня догнать не успели, заснул сладко, и с удовольствием. В сон как провалился.
А выбирался с трудом. Находясь в полудреме, проснувшись от холода, лежал, подтянув колени чуть не к подбородку, стараясь не выпустить крохи тепла. Спиной чувствовал, что кто-то лежит рядом, и старался прижаться, греет как-никак. Так и валялся, наверное, минут двадцать. До того времени, когда мучения от холода и стонущих отлежанных мышц не стали невыносимыми, и после я кое-как поднялся. Ненавижу такие пробуждения. Ложишься спать усталый и вымотанный, надеясь на то, что сон усталость снимет, а просыпаешься в еще худшем состоянии. Непривычное тело от такого сна устает, как от погрузки вагонов. Лечится это просто - временем. Через недельку в экстремальных условиях, привыкаешь, и начинаешь наслаждаться сном в любом месте и в любое время. И, самое главное, начинаешь отдыхать. Даже когда в КАМАЗе по пересеченке едешь на пассажирском сиденье. Проверил на себе. Но вот незадача, отвыкаешь от этого быстро, и сейчас знание того, что еще пару ночей в таком режиме, и я буду с утра как огурчик себя чувствовать, меня совсем не утешало.
Окинул взглядом наше бомжевище, на месте только Костик и Егор с подругами. Вот ведь, и по барабану же им. Хотя и к буржуйке ближе. Кстати о буржуйке, интересно горячая ли, подумал я и потянулся к ней, и сразу же с шипением отдернул руку. Буржуйка была чуть ли не раскалена. Вот дятел, все лезу не подумав, еще порезы не зажили, теперь обжегся, дуя на подушечки пальцев, обругал я себя.
Постанывая от боли, пока никто не слышит, вылез на улицу и сразу же зажмурился. Вокруг было белым бело, ветви деревьев клонились к земле под грузом налипшего снега. И тишина все та же вдали звенит. А рядом звенело на холоде лезвие топора, которым Леха рубил дрова у приличных размеров костра. Я постоял минутку, привыкая к ослепляющей белизне, потом пошел к костру. Там суетился молодой парень, снимая кастрюлю с кипятком. Когда я подошел, он с ней уже умчался в вагон.
- Прикольно, чай что ли мутят? - проводив того взглядом, обратился я к Лехе.
- Если бы, - тот нахмурился и глянул на меня красными от недосыпа глазами, - доктор кипятка просит, пациентов штопает.
Я уткнулся смущенный. Смущался правда недолго, Леха меня сразу же припахал наполнять разные емкости снегом, чтоб его растапливать. Несколько кастрюль, алюминиевое ведро и тазик были уже изрядно подкопченными, топили видно давно. Снег плавился быстро, пришлось докидывать, так как воды естественно получалось меньше. В растапливаемой воде плавали черные точки пепла. Посчитав миссию выполненной, отставил от костра плошки с водой.
Собравшись с духом, хотя разум и протестовал против такого издевательства, я, пока не прошел запал, подобно тому, как прыгаешь в воду сразу, чтоб не стоять на берегу не мяться, быстро сбросил с себя толстовку и футболку. Оставшись по пояс голым, попросил Леху полить на меня воды, и сполоснулся. Заряд бодрости получил неимоверный. По утренней дубарине долетел до нашего отсека сайгаком, уже не замечая боли. Порыскав недолго в поисках, выдернул свой рюкзак из кучи сумок, и в темпе достал оттуда берцы, горку, термобелье, и свой старый свитер непонятного происхождения. Все кроме свитера было новым, купленным как раз под это лето, в которое я собрался стать подкованным туристом. Во всем новом чувствовал себя немного непривычно. Ничего, пройдет. По земле поваляться и нормально, чтоб из толпы не выделяться.